"Не медли? Убей? Лавос, как смешно! Я же только начал свой концерт, а ты уже просишь вечного антракта. Да и быстрая смерть для тебя - слишком гуманно. Надо с толком, с расстановкой...А потом к Слэшу, хоть я его и ненавижу. Будешь служить нам получше твоей несчастной подружки. Впрочем, не стоит напрасно тратить на тебя магию. Лучше поорудую острыми предметами..."
Фли размышлял, как же теперь быть. Монах говорить отказался. Нет, был конечно шанс, что он заговорит, когда Фли будет играть "настоящую" Адалию, но, опять же, малый. А если начнет портить атрибутику, разбросанную вокруг по траве, то ее хозяин совершенно определенно заупрямится.
- Мне запретили убивать быстро, - спокойно сказал тем же голосом генерал.
На левой щеке монаха заалела кровь, потекшая из длинного надреза.
- Кем бы ты ни был... Мне жаль тебя.
Вторым прикосновением кинжала Фли заставил кровоточить руку. Тут ему на глаза попалась валявшаяся рядом библия. Генерал поднял ее с земли и даже отложил нож. В его голове созрел очередной кусочек плана.
- Что это? - присев ближе к лежавшему, спросил Фли. В голосе промелькнули вопросительные нотки, чуть разбавившие его странную и страшную бесчувственность.

Монах Ордена

Он жаждал скорого конца. Такого, какой прочат мученикам. Такого, что будущие поколения помнили бы о его неувядающем духе и верности идеалом до самой смерти. Но Судьба-злодейка распорядилась иначе, как и всегда...
Девушка - то ли наваждение, то ли явь - склонилась над ним. Лезвие кинжала резало плоть монаха, но тот не ощущал боли. И потому всё происходящее казалось странным кошмаром, насланным демоном-искусителем.
Адалия же вдруг потянулась к священной книге, что недавно извлекла из его рясы. В голосе девушки неожиданно даже проявилось любопытство, какое испытывает чуждое этому миру существо к вполне обыденным предметам. Так бы отреагировала русалка, попади ей в руки масляная лампа или астролябия.
Однако каким бы оно не было крохотным, монах ощутил хоть какое-то проявление чувств, и всердце его мелькнула затаённая надежда. Возможно ли? Только возможно ли? Сможет ли она вспомнить?
- Разве ты не помнишь? - прохрипел мужчина, - Откровение, рождённое из древних пророчеств. Истина, запечатанная ранее в словах могущественного предсказателя. О том, что придёт мессия света и низвергнет вашего бога-Лавоса в изначальную тьму.

"Хорошо действует. Зашевелился парень. Надо бы подпитать малость его глупенькие надежды, но перед этим..." - Фли отложил книгу и дважды ударил по щекам лежавшего, затем взял кинжал и порезал вторую ладонь. Такими травмами никого не убьешь, но в качестве прелюдии к нормальным пыткам сойдет. Терпимо, терпимо, а тут раз - и настоящий ущерб. Да еще на порядок болезненней.
"Сильнее надежда - страшнее отчаяние" - вспомнил одну из пословиц наг генерал. Но надо было продолжать диалог. Раз уж вспомнили наг, можно и от них отхватить что-то интересное. Их тяга к загадочным изречениям была невероятна, владение языком поражало. Их слово могло быть расплывчатым, как туман, ядовитым, как мышьяк, сладким, как патока, убедительным, как лезвие у шеи. Жаль, вырождалась раса. Кончилась их неизвестно когда наступившая весна, стоял конец лета. Еще чуть-чуть, и настанет осень, а за ней бесконечная зима совсем без наг. Или это лишь сожаления о прошлом, которого не было никогда? И всегда были как гениальные ораторы, так и неловко лепечущие неудачницы? Это было больше похоже на истину. Прозаичную, скучную, горьковатую, цвета свернувшихся после внезапного похолодания и выглядящих донельзя тоскливо осенних листьев. Очевидно, примерно такую истину, которую пытался изложить тот неизвестный пророк, но вышло совсем другое...
И получилась та книга, что сейчас лежала возле колен. Как ее понимал тот, для кого она стала важнейшей в жизни? Был ли это кленовый сироп или здесь прятался гербарий? Что осталось от той истины, той душевной осени, которую пережил ее автор?
Трансвестит сосредоточился и задал вопросы:
- Эта книга о прошлом, о настоящем, о будущем или о невозможном? Это... сказка поверженных, чтобы легче было умирать?
Фли избрал такую интонацию, чтобы казалось, что ответ на первый вопрос ему неизвестен, но в справедливости второго он не сомневался. Словно последними своими словами он ставил диагноз безнадежно больному. Хотя ему действительно было интересно, признает ли монах, что в этой книге просто солянка чьих-то древних изречений, умными людьми сплетенная в историю не то о прошлом, не то о будущем, не то о невозможном. Скорее о последнем - Фли не признавал ни человеческого бога, ни Лавоса (да и мало кто из мистиков поклонялся теперь ему - все были слишком увлечены обожествлением одного невероятно сильного, амбициозного и харизматичного мага), ни этого самого мага, ибо приходился ему учителем и свидетелем слабостей (взять хотя бы произошедший с Адалией инцидент). Верилось только в загадочную фортуну, да и то, в основном, слепо раздающую тумаки случайным прохожим.

Монах Ордена

Среди людей много ходит рассказов об играх со смертью. Будто бы она настолько благосклонна, чтобы дать шанс вырваться из её изящных, но сильных пальцев. Монах никогда в это не верил. Но сейчас, именно в сию секундочку, ему показалось, что с ним тоже начали игру, сплетенную из намёков и слов. Что ж...Нужно было сделать ход.
- Это наставления, помогающие избежать ошибок нашего прошлого. Ошибок рода человеческого и грехов его, что навлекли страшную кару и наказание, что мы до сих пор отбываем. Тем же гибельным путем, что раньше шел род людской, сейчас идут мистики. И мессия может оказаться просто интересной метафорой, - монах усмехнулся. На удивление, говорить получалось чуть легче, чем раньше. Неужели зелье ослабло? - Как видишь, книга несёт лишь истину.

"Да, да. Как же. Истину, исключительно истину, только ее и только в последней инстанции. Проблема лишь в полной свободе интерпретации этих ваших "интересных метафор", понятных одним фанатикам, да и то, вероятно, каждому из них по-своему..." - размышлял генерал, все больше ощущая свою неприязнь к людям, избравшим своим одеянием робу, а обителью - монастырь и компанию таких же ненормальных.
Зеленые глаза оболочки обратились к небу на мгновение, став при этом капельку живее, но тотчас же вернулись обратно. Расфокусированный взгляд "куклы" продолжал украшать бледное неживое личико. Голова медленно повернулась сначала вправо, потом влево - "Нет".
А руки уже были заняты подвернувшимися под них четками: пальцы сначала попытались сплести немыслимый узор, но потом, медленно, как бы пробуя на ощупь бусины, начали их неспешно осторожно перебирать. Фли заставил иллюзию сосредоточить взгляд на четках, но реальные глаза следили за собеседником.
- Мне жаль тебя. Мы оба умираем. Нам не поможет никакая книга. Прости пожалуйста. Мне жаль.
Фраза вышла атмосферная. Шепот, опущенный взгляд, перебираемые бусины, напряженные руки, локтями прижимавшие к коленям заветную книгу...Да-а, знать, не вся театральная дурь вышла за время войны с людьми у розововолосого. И сейчас, помимо мыслей о сохранении маскировки и логичном продолжении диалога, Фли был занят еще парой вещей. Частично - воспоминаниями, частично - планами. И все не выходила из головы осень...

Монах ордена

Адалия была подобна олицетворению скорби: склонённая голова, неритмичное перестукивание четок, дрожь и едва сдерживаемая дрожь во всём теле. Монах мог бы даже ждать слёз, но с тем же шансом он узрел бы дождь в пустыне. В разум всё настойчивее стучалась мысль о наваждении, мираже и обмане, но она оставалась едва слышным шепотом, еще больше путающим сознание.
- Смерть не страшит меня, ты же знаешь. Никого из нас, - со слабой улыбкой ответил монах, - Ведь смерть - всего лишь врата.

"Не страшит, говоришь? Ну-ну..." - ехидствовал внутренне Фли. Теперь вместо четок в руках снова находился нож. Лезвие приблизилось к виску на угрожающее расстояние. Нож был хороший: почти не соскальзывал, оставляя длинную полосочку, вдоль которой вырастали крохотные рубины крови.
- Тогда почему мы до сих пор живы?! - это было непохоже на предыдущие реплики: вместо тихого голоса тишину нарушило резкое шипение, полное отчаяния. "Адалия" единым усилием выплюнула из себя эту фразу, одновременно со словами проткнув ухо монаха насквозь, - Почему вы...
Тут "девушка" выпустила из рук нож и разрыдалась. Обхватив ладонями голову, словно одержимая, она лишь плакала и шептала, обращаясь к пространству не то перед собой, не то внутри себя: "Хватит... Не надо... Нет... Изыдите..."
Фли понятия не имел, как можно было снимать вспомненное им заклинание, повреждающее разум, но догадывался, что людям хотелось верить в силу воли самих себя. Надо было играть дальше. А еще посмотреть, как отреагирует лежавший на распоротое ухо - дыра вышла значительная, явно не для пирсинга.

Монах ордена

Ему стало страшно. По-настоящему, до глубины души, до самых распоследних её закоулочков. Так разум страшится подлинного безумия, что поджидает его за углом, всегда и всюду.
Страх замораживал чувства, пробирая до глубины души крепче самых сильных морозов. Кинжал в руках девушки царапал кожу, но боль казалась далёкой, полузабытой, иллюзорной. Как во сне, в отвратительном кошмаре...
От резкого укола монах дёрнулся и до крови прикусил губу. Мгновенная вспышка, оставляющая после себя неприятное "эхо", волнами жара и тошноты расходившееся по телу. Но хуже всего был крик Адалии, её слёзы, отчаяние, прозвучавшее в её голосе. Казалось, она боролась, вела ожесточенное, но безнадёжное сражение с тем, что захватило её разум. Только Всевышний мог спасти её...
- Адалия, ты...ты...Теперь я знаю, ты еще здесь. А значит сила света сильнее черных козней тьмы...Им не победить нас, понимаешь... - он говорил в полубреду, торопливо, сбивчиво. Пусть не дотянуться до неё, но дать надежду, ибо лишь она дарована людям во мраке, что был послан в наказание за все прегрешения.

"Надо бы еще поиграться..." - решил генерал. Что-то в нем трепетало от этого процесса. Некое особое наслаждение разливалось теплой волной от того, что наивный бессильный человечишка пытался наставить на путь истинный иллюзию, радужный мыльный пузырик, казавшийся ближним лишь по стечению обстоятельств. И стоило подыграть. Но как? Показать, что молитва подействовала и разум вернулся или сжечь жалкую наивную веру в чудо очередной раной?
"Адалия" отпустила голову, сглотнула и сжала руки в кулаки. Опираясь на правую руку, с видимым усилием она встала. Лицо немного порозовело, на нем изобразилась решительность.
- Ничего, все будет хорошо... Мы выберемся из этого ужасного места, обязательно. Демон будет повержен. И еще... давай руку, но... кто ты такой и откуда знаешь мое имя?
Лицо выразило сначала злорадное упрямство, потом скептичное удивление, но руку она протянула.
- Кровь? - снова неудовольствие, - Тут река недалеко. Ты прости, теперь так долго будет. Лучше меня спрятать от людей подальше, не хочу им еще больше вредить... Давай, вставай, тут действительно река рядом, надо тебе раны обмыть. Все будет хорошо. Мы обязательно выберемся.
Адалия живыми, уверенными движениями принялась собирать разбросанные ей же самой вещи, даже вытерла нож.
- Это не ты меня так? Там, - Фли указал на собственный затылок, - ужасный сейчас бардак и жжет немного. Да, еще... Река-то рекой, но если на чистоту, мы вообще где? Замок чей-то, да, мистики шныряют, река... У тебя же карта есть?
Фли не мог не знать что карты не было. Зря он что ли обыскивал обыскивал монаха? Да и встать он сейчас никак не мог, а комплекция не позволяла стать ношей для Адалии. И саму Адалию он играл абсолютно неверно, монашка была не способна на подобные реплики. Хотя кто знает, что сейчас должно было твориться с ее головой...

Монах ордена.

В какой-то момент монах окончательно перестал что-либо понимать. Девушка на его глазах словно свихнулась, сошла с ума, перескочив от мрачной одержимости к нарочитой весёлости. Вся ситуация казалась искривлённой, искаженной, неправильной. Монах не мог понять, где и в чём, но нутром инстинктивно чувствовал ложь и обман.
Но вдруг это и правда была Адалия - запуганная, запутавшаяся? Что если ей действительно извратили разум до такой степени, что она не понимает, что происходит? Но тогда единственным спасением для девушки осталась бы смерть...Но разве мог он пожелать этого ей, перепуганной девчушке, что когда-то плакала, судорожно вцепившись пальцами в его плащ, что прилежно училась, дабы не опорочить святую память павших от рук мистиков, что так хотела изменить мир к лучшему.
- Адалия...Прошу, уходи...Оставь меня и уходи. Не в Орден, не к мистикам, а там - всё равно куда...Но без меня.

- Дур-р-а-ак, - мягко пропела в пространство перед собой девушка, - Кто бы ты ни был, а такой дурак.
"Адалия" ласково потрепала по волосам лежавшего. Лицо ее озарила жалостливая улыбка. Она погладила монаха по плечу (Фли благодарил вселенную, что у него были-таки женские руки, впрочем, лишь благодаря ему самому), взяла нож и отпорола кусочек робы, предварительно бережно отогнув. Затем девушка встала и просто молча ушла не оглядываясь (Фли же мельком глянул на реакцию монаха на подобное поведение).

Монах Ордена

Он ждал новой волны безумия: той, что убьёт его, теперь уже наверняка. Но не случилось...
Буря вылилась ласковым дождичком. Может, грибным, а может, и ягодным. Нежные руки девушки коснулись волос, погладили по плечу, оставляя в душе ощущение теплоты и заботы. А, может, померещилось это.
Он вновь узрел лезвие в руках девушки, но клинок не опустился, дабы окончить страдания беспоощной жертвы. Он лишь отсек клочок робы. Зачем? Он так и не понял.
А затем бывшая монашка последовала его совету, причем настолько стремительно, что беспомощному мужчине только и оставалось, что хлопать глазами, глядя на удаляющийся силуэт. Может, Адалия была всего лишь видением? Искушением, посланным самыми тёмными силами. Как знать? И во что верить?
Почти не владея собой, монах прошептал: "Лети, мотылёк...и да храни тебя Господь..." - и лишился чувств.

Фли, конечно, знал, что поведение монашки выходило далеко за границы нормального. Даже не выходило - пулей вылетало, такая будоражащая разум буря эмоций разом вырвалась из якобы потерявшей разум девушки. От уныния до добродушного сожаления, от ненависти до беззаботности - все эти дикие американские горки уместились в нескольких минутах.
Но вот предположить, что защитники человечества бывают настолько слабонервны, он не решался никогда. Ибо лишняя осторожность тоже никому никогда не мешала. А монах-таки потерял сознание.
Тряпку генерал обвязал вокруг ремня - как знать, вдруг ему придется продемонстрировать доказательство встречи настоящей Адалии? Впрочем, отрезал он ее скорее для того, чтобы малость облегчить участь лежавшего, у которого на лбу уже выступила испарина. Естественно, все акты милосердия были в контексте сумасшествия девушки.
Теперь же об этом беспокоиться не стоило, равно как и о маскировке. Розововолосый снял чары и задумался, поглаживая подбородок. Вроде как его, в смысле Адалию, послали "не в Орден и не к мистикам", иными словами - куда подальше. А с другой стороны - не спишет ли монах все на собственный бред? Хотя дыра в ухе по идее должна воспрепятствовать последнему.
И еще. Фли так ничего и не узнал, что его бесило до скрипа зубов. Внешность-то он, может быть, запомнил, но ни имени, ни мотивов не узнал. Разве что заполучил Камень Снов, за которым, судя по всему, и приходил тот парень. Но почему он так хорошо знал лес?
Фиолетовые глаза расфокусировались. Генералу армии мистиков вдруг стало нестерпимо жалко себя. "Теряешь хватку" - воскресла в голове ненавистная фраза.
"Может пальцы этому человечку сломать...все?" - мутная, глупая мысль, наполненная нестерпимой злобой ко всему живому вообще и к человечку в частности. Фли приходили подобные мысли, и в последнее время с пугающей периодичностью. Они нисколько не пугали его, и даже притягивали своей простотой. Сломать. И все. Сломать, зарезать, задушить - разрушить. И все. Все кончится. Но все равно трансвестит знал, что эти убеждения глубоко ошибочны. И если сделать кому-то больно, даже по-настоящему больно, это ничего не решит. Надо стараться, взвешивать, искать самые уязвимые места и выбирать среди них наиболее доступные, осознавать и постоянно анализировать что и с кем делаешь. Снова тошнотворное "надо". Уже забылись истинные желания, благородные стремления и все доброе, светлое... Остались лишь такие вот инертные побуждения - сломать, зарезать, задушить. И ничего, и всегда мало.
Фли задумался. А ведь, если вдруг предположить, что война завершится... Что будет? Он с его дикими мыслями не сможет ничего. Даже влюбиться. Все смогут, а он - нет. Да, наверное, все кончится яркой, как пламя, вспышкой безумия и самоубийством. Или его самого убьют - да это и не важно.
Генерал поковырял ноготь. "Куда ж меня заносит?" - всплыл в голове риторический вопрос. Хотя на самом деле никуда его не заносило. Он сам шел своей жуткой дорогой. Давно. И, наверное, лишь изредка оглядывался на этот кровавый путь. Он сам был дурак и сам был безумец.
"Интересно, а если сконцентрировать огонь в области сердца, чтобы оно сгорело изнутри... За сколько времени я умру?" - тут Фли почувствовал, что сердце уже горело. Или не сердце?
Рука исчезла под плащом и вернулась на свет с камнем. Камень снов пылал и переливался, он был похож на нелепо сплавленные кусочки рубина и янтаря самых разных оттенков. Генерал подавил спонтанное желание разбить камень о ближайший валун. Вместо этого он глухо рассмеялся и погладил одну из граней. "Вот ты какой. Значит, во мне можно усилить лишь садистские наклонности? Что же, да будет так. Я не против. Обязательно возьму тебя, когда загляну в темницу. Такой эффект будет очень кстати," - Фли спрятал камень в траве подальше от себя. Надо было действовать.
Он расстелил плащ на траве воротником к голове монаха, затем улегся на спину. Конечно, Фли было не по нраву такое, но глубокое проникновение в чужое сознание требовало определенных мер. А ему нужно было именно глубокое и именно проникновение. Мистики, морочащие голову путешественникам, всего лишь подталкивали поток фобий и неприятных воспоминаний, в то время как розововолосому надо было сейчас исследовать весь водный бассейн, как можно больше истоков, от которой этот поток идет.
Шумно втянув воздух в легкие, он закрыл глаза и сосредоточился. Сейчас придется балансировать на тонкой грани между сном и жизнью. Губы зашептали заклинание. Оно было длинным, сложным, немелодичным и древним, но важным. А еще опасным - при неудачном пробуждении разум теряли оба участника действия. Но Фли старался сейчас не думать об этом. Он лишь долго и неровно говорил старинные предложения, мысленно готовя свое сознание к путешествию по чужому.
- ...Аш-пси ён'шинай ну о'хир. Таэ-джи, сонга ри раньо гэ тир. Нэру хи тахана сшитха. Ки'цван зоэ...
Казалось, цепь фраз была бесконечной. Особенно заклинателю. Но вот прошло минут шесть, и звуки стихли. Фли уже не воспринимал никакие проявления внешнего мира. Теперь он был в чужой голове, следовало искать память. Но где? Нужен был хоть какой-нибудь, самый мизерный ориентир. А сейчас была одна тьма. Надо было первым начать диалог.
Образ. Нужен был образ. И Фли представил, как по тьме пошли круги, и из черной массы воды вынырнула белая водяная лилия. Образ тут же возник в пространстве. Хрупкий белый с перламутровым отблеском цветочек прорезал тьму и мирно колыхался на поверхности неведомого водоема.
"Почему?" - спросил себя Фли, который пока тоже был частью тьмы. Почему он выбрал цветок, да еще и лилию, да еще и белую? Не мерзкую с точки зрения людей тварь типа змеи или паука, не кровь, а невинный цветок? Что за...?
Но, кажется, сознание монаха начинало откликаться.

Монах ордена

Он плыл сквозь тьму, непроглядную, густую, как патока. Был ли он жив? Он не знал и даже боялся подумать о том, что душа скоро превратится в ничто. Нет, только не так...
Темнота давила, обвивалась мёртвой хваткой. Ему казалось, что он слышал голоса, но где, когда...Всё казалось иллюзорным, ненастоящим. Только тьма была реальна, только она.
Но вдруг появилось еще что-то. Из черноты медленно, словно прорастая, прорезался силуэт цветка, белой лилии. Лепестки, казалось, испускали мягкий, зовущий свет, что обещал уберечь, защитить. И он вспомнил...

"
- Ты грустишь, сестра?
Светловолосая девушка подняла заплаканные глаза. Дивно-зелёные, как молодая листва. Адалия, да, кажется так её звали. Почти единственная выжившая после того, как мистики вырезали её деревню. Несколько лет назад её подобрали люди Ордена, что отправились вместе с отрядом воинов, дабы остановить вторжение или, хотя бы, пресечь вражескую вылазку. Среди них был и сам монах. Кажется, сегодня, да именно сегодня, была годовщина тех событий.
- Ты знаешь причину моей грусти, как никто иной, брат... - прошептала она, стискивая пальцами стебель цветка, белой лилии, что возлагали на алтарь в знак скорби по павшим. В её жесте не было смирения и покорности - только мрачная решимость.
- Я знаю и потому не прошу изгнать её из твоего сердца. Помни о ней, но так же помни и о том, что не вечно ей властвовать на земле, ибо Господь милосерден и не допустит того, чтобы душа, несущая свет, переполненная отчаянием. Но теперь же идём, Настоятель желает поговорить с тобой.
"

Сны подобны книгам в библиотеке: все идеально разные. Обложка разная: один во сне ворочается, другой лежит, раскинув руки и ноги в стороны, третий шепчет что-то нечленораздельное. Содержание и подавно. И по степени правдивости сны тоже разнятся: одни - почти документальные хроники, другие - бред полусумасшедшего сказочника.
Фли не хотелось вспоминать свои сны. Те редкие, что приходили в истощенный постоянным напряжением разум, были мерзкими выкидышами больного сознания. После таких приходилось мелкими судорожными глотками поглощать снотворное, чтобы не тратить зря время отдыха. После снотворного не снилось ничего, и это было хорошо - время пролетало мгновенно, тело отдыхало.
Из воспоминаний монаха выступила церковь. Необходимо было спрятаться. Фли нырнул в тени монаха и Адалии. Тени стали чуть более глубокие, но эта разница не была заметна непосвященному. Сейчас приходилось усердно работать головой: следить за людьми и запоминать план здания.
Здесь был холл с какой-то каменной конструкцией в центре. Туда Адалия положила лилию. Ничего интересного. Уместится пара хекранов, это точно. Несколько окон с витражами. Каменный пол. Справа дверь в какой-то коридор. Впереди тоже дверь. Люди идут туда. Следовательно, там должен быть настоятель. А коридор, скорее всего, ведет к кельям или к трапезной. Значит там будет тесно, но там будут люди. "Дым!" - промелькнуло в голове мистика. Выкурить людей из помещения - низко, но так эффективно...
Тень безмолвно проследовала за своими хозяевами. Необходимо было выяснить многие вещи: внешний облик того самого настоятеля, содержание его сообщения, дальнейший план церкви и, наконец, имя этого чертового монаха. Хотя Фли уже предвидел, что настоятель назовет их "братом" и "сестрой", или, может, детьми, но имени не произнесет. Впрочем, информации будет и так достаточно.

Монах Ордена

Сон, если это был он, никак не заканчивался. Он тянулся как время для заключенного на веки-вечные узника. Бесконечным лабиринтом, не дающим ни малейшего шанса выбраться из его тенет.
Он и Адалия шли по коридорам монастыря, больше похожего на крепость, чем на простой оплот религии. Здесь готовили послушников Ордена: от простых миссионеров и служек до полноценных воинов, способных сражаться ненамного хуже рыцарей Квадратного стола. Король знал едва ли о половине того, что творилось за стенами. Остальное Настоятель предпочитал деликатно замалчивать, к неудовольствию августейшего монарха.
Длинный коридор вывел их в прямоугольную залу, стены и потолок которой украшали невероятной красоты фрески, рассказывающие о Золотом Веке людей, об их грехопадении и пророчествующие о приходе Спасителя. Знакомые сцены, оживающие перед глазами.
Одно из изображений почему-то привлекло внимание Адалии. Та часть стены, к которой она подошла, считалась вывезенной из каких-то древних руин. Странно, что на ней даже сохранились очертания былого произведения, по которым уже монастырский художник воссоздал портрет девушки. Ликом и кроткостью она походила на ангела, но длинные синие волосы на её челе, да острые уши напоминали о мистиках. Смущала всегда эта фреска сомневающиеся сердца, и потому часто завешивали её гобеленом. Но почему-то не сегодня...
Адалия задержалась не больше, чем на минуту. Постояла, касаясь ладонью холодного камня, пошептала что-то, а затем чуть ли не бегом кинулась в следующий зал. Помещение здесь было больше и казалось очень вытянутым. Дальняя стена, утопала в тени, которую не могли разогнать десятки факелов. Там же находился каменный помост, укрытый мягким ковром, полностью поглощающим звук шагов. До самого помоста тянулись многочисленные скамьи, куда могли присаживаться послушники, пришедшие на проповедь.
- Вы пришли, дети мои, как и было велено. - возвестил властный голос со стороны помоста. Он казался искаженным, а говорившего едва ли кто бы отличил от случайной тени.

"Ха-ха, размечтался..." - с усмешкой подумал мистик. Церквушка подозрительно напоминала крепость, настоятель подозрительно напоминал мебель в ней (может, тот же орган, что и в соборе, где обосновался Якра), монах с Адалией подозрительно напоминали глупых детишек, которым сейчас поручат грязную работу. "Пешки," - беззвучно процедил Фли.
Теней здесь было больше, что давало невероятную свободу перемещения. Жаль, что во сне она была бесполезна. Если спящий не видел чего-либо, или видел неясно, то в таком виде оно здесь, в грезах, и существовало. Можно было простимулировать создание зрительного образа, но шанс заполучить правду в этом случае становился столь ничтожно мал, что и думать было противно.
Подсознание, активизирующееся во сне, живет по своим законам. Подбрось сладких мечтаний - и оно по инерции начнет рисовать прелестные, недостижимые картины. Рассыпь образы, полные страха - и человек увидит кошмар. Свойство подхватывать и лавинообразно усиливать любой подходящий образ типично для многих. И сейчас не следовало рисковать. Только наступит тьма - занавес невероятного спектакля воспоминаний - и вот она, долгожданная свобода для кошмаров и грез.
Генерал осмотрелся и решил не вылезать из своего укрытия. Сейчас необходимо было навострить несуществующие у тени уши и уловить интонации, говорящие порой больше, чем сами слова.

Монах Ордена

С благоговением и почтением пара склонилась в ритуальном поклоне. Церемонии важны для любой религии. Пусть они лишь приукрашивают суть, но они же несут успокоение и уверенность в незыблемости того храма, которому они поклялись в верности.
Адалия даже опустилась на колени, сцепив руки в молитвенном жесте. Её глаза горели пламенем фанатичной преданности, что встречалась лишь у послушников, доведённых прежде до отчаяния. Монах много раз уже видел, как такие погибали, бросаясь грудью на вражеские копья, телами пробивая путь для идущих следом. Однако, кажется, для девушки на сей раз была отведена роль гораздо почётнее пушечного мяса...
- Встань, сестра, - по-отечески мягкий голос Настоятеля предназначался для неё одной, - Я призвал тебя, дабы доверить тебе миссию, к которой ты готовилась с самого первого дня, что появилась в общине. Мы все знаем, насколько благочестивы твои мысли и сколь ярко вера пылает в твоём сердце...
- Я готова, Настоятель, - едва слышно прошептала девушка, но даже так монах приметил дрожь в её голосе. Не ошибкой ли было выбрать именно её?
- Тогда прими ношу сию, дабы низвергнуть владыку тёмного, - в руках у Настоятеля оказался деревянный ларец, что был вскоре оставлен на самом краю помоста, дабы девушка могла до него дотянуться.
Подобно призраку подошла она к заветному ларцу, побелевшими пальцами откинула крышку, обнажая содержимое: пять крестов, вырезанных из красного камня. От одного прикосновения Адалии по алой их поверхности пробежала рябь света, похожая на дрожание пламени лучины. Девушка ахнула отчего-то, пошатнулась, словно почувствовав внезапную слабость, но сумела удержаться на ногах. Из темноты к ней подскочили двое Братьев-воителей, бережно подхватили под руки и увели прочь вместе с драгоценной ношей. Монах и Настоятель остались наедине.
- Разумно ли посылать носительницу древней крови, о Настоятель? - негромко вопросил мужчина, балансируя на самой грани почтения и фамильярности.

Казалось, Фли смотрел кино наоборот. Еще совсем недавно он видел глаза этой девушки. Они выражали дерзость и упрямство, словно бы говоря "вам нас не сломить". Впрочем, вскоре они окропились слезами. Генерал был уверен наверняка, что Адалии еще долго и часто придется плакать, расплачиваясь за все.
Сейчас он видел ее глаза в прошлом, такими, какими их запомнил монах. Эти глаза выражали противоречие двух желаний: желания жизни и желания мести. От первого желания в голосе звучал страх. Сейчас Адалия казалась еще более юной. Искра жизни, все еще такая ценная в ее возрасте, была, не смотря ни на какие внутренние стремления и установки, положена на алтарь, благодаря желанию мести. Это желание заложило болезненную твердость поступков и решений, стало основой для безразличия к себе. Сейчас здесь торжественно и пафосно ломали чью-то судьбу. "Или это произошло не тогда?" - спросил себя Фли. Он понимал, что такой фанатизм приходил только через боль, а боль (раз уж Адалия пошла в Орден, бьющийся против Магуса) могла корнями уходить только к мистикам. Только вот вопрос, лично ли с ней что-то сделали, или пострадал кто-то из дорогих людей? Хотя, признаться честно, это было не важно и нисколько не повлияло бы на ее будущую судьбу.
Фли юркнул в тень, которую отбрасывала крышка ларца. Его передернуло, когда он увидел пять крестов. Это могло быть пять клинков. Это могло быть пять ран, дыр на теле лорда с разлагающимся, превращающимся в бесформенную нежизнеспособную массу по краям мясом. Пять смертей для кошки, уже истратившей свои девять и взявшей полсотни в долг.
Кресты сверкнули, когда к ним прикоснулась Адалия. Это был тот же материал, что пытался выкрасть из леса монах. Это был Камень Снов. Более того, он среагировал на Адалию как на мага. При должном обучении она легко дала бы фору Слэшу и, возможно, Оззи. О себе розововолосый старался не думать. Воспользовавшись богатым словарным запасом, Фли внутренне обматерил каждый из крестов и осыпал монашку массой неприятных эпитетов. Он горел от злобы и зависти, и мысль о существовании у людей надежды претила ему.
"Ничего... Раз уж эта дурочка не воспользовалась остальными крестами, а я забрал материал для новых крестов - можно расслабиться. Только найти остальные кресты и пресечь попытки пробираться сюда за новым Камнем Снов. Да...Глупость сыграла с вами злую шутку, человечки. В частности с вами, господин настоятель. Надо было лучше учить их и больше настаивать на использовании мозгов. Кстати говоря... Что за древняя кровь?"
Покинув свой наблюдательный пункт в силу того, что ларец уносили, и нырнув в очередную тень, Фли прислушался к продолжению беседы.

Фигура, которую монах назвал Настоятелем, покачала головой. Неизвестный всё еще скрывался в тени, его черты были неразличимы в искусственно созданных сумерках. Зоркий глаз мог бы различить в руках у мужчины четки, которые он перебирал, погрузившись в ведомые лишь ему размышления.
С минуту прошло в тишине, перемежаемой стуком бусин. Каждый удар невольно заставлял монаха вздрагивать. Щелчок, еще один и еще...Монах знал, что ответа не последует, пока Настоятель не сочтет нужным, не выстроит мысли подобно бусинам, нанизанным на крепкую нить: четко, последовательно и без зазоров.
- Алвион, - раздался, наконец, звучный голос, - Древняя кровь, безусловно, ценна. Но лишь её недостаточно, дабы обеспечить победу в этой войне. В наших силах сделать так, чтобы возложенная на чашу весов она склонила жребий в пользу Гардии и Господа, что осенил её своей благодатью.
- Слова сии несут истину, о Настоятель. Только сообща сможем мы победить демонов, своим существом оскверняющим землю, - монах склонил голову, - Но не вызвано ли ваше решение поручить сию миссию Адалии опасением, что она может узнать о судьбе матери?
- Сила Мирианы могла бы послужить на благо всем нам, но она воспротивилась воле Ордена. Колдуньей стала она и познала участь колдуньи, - очередной щелчок бусин прозвучал как угроза, - Кровь древних пронесла сквозь века не только магию, но и своеволие, и гордыню грешную. Из-за той гордыни и покарал Господь людей, что владели силой великой, дабы строить дворцы небесные, и мудростью великой обладали. Искупают делами праведными ныне грехи перед Ним те, в ком кровь прогневавших Его, - тяжелый вздох, подобный удару волны о прибрежные скалы, будто от сердца отрывал каждое слово Настоятель, словно стальными цепями сдавливало его грудь, - Твоя же миссия не столь явна, как у сестры нашей Адалии, но не менее важна она. Иди же и верши должное.
На небольшом мраморном постаменте пред возвышением возник свиток, перевязанный кожаным ремешком. Постарался ли кто из прислужников или из самих теней появился он, монах не знал, да и не задавался подобным вопросом. С поклоном принял он порученную его заботам миссию и удалился из зала.

"Значит твое имя - Алвион. Что же, приятно наконец познакомиться. Можно будет хотя бы внятно объяснить Адалии, кого я нашел в лесу. Только бы не забыть этой находке объяснить, что носительницу древней крови и Орден уже не связывает ничто кроме взаимной ненависти. Теперь даже способ подобрался."
Фли внутренне повторил основные тезисы настоятеля, сжатые до коротких информативных предложений. Ему не нравилось, когда информация была завуалирована метафорами и прочей с его точки зрения бесполезной дрянью. В голове должно было оставаться самое ценное - в конце концов, там должно было оставаться место для планов и расчетов.
Генерал последовал за выходящим из помещения монахом. "Темнеет... Варианта развития событий два: смена декораций и новое воспоминание, что было бы очень ценно, либо новая фаза сна - время моего творчества. Что же, подождем-с..." Фли оглянулся на исчезавшее за спиной монаха пространство.
Это было всегда красиво и странно - когда выдуманный мир исчезал. Он тускнел, очертания меркли, краски растворялись и оставалось темное ничто. Если во сне человек возвращался в это место, оно выстраивалось заново, хотя видевший сны этого не замечал. Этот процесс был так прост и естественен для мозга, что протекал как бы мгновенно. Однако вследствие того что у проникавшего в сон мага и спящего человека были разные скорости работы разума (маг не отдыхал и потому мыслил быстрее), маг мог видеть все. Эта область магии открывала почти безграничные возможности, но была, во-первых, очень редка, во-вторых, очень сложна, а в-третьих, крайне энергозатратна. Энергия терялась преимущественно во время проникновения в сознание (в этом случае все зависело от силы воли объекта) и при создании своих самостоятельных образов там. Что естественно, опытные маги приобретали букет психических заболеваний самого разного толка. Да и всякие "охотники на ведьм" никогда не давали этим магам спокойно жить, а уж тем более спать. Другую категорию составляли мистики, использовавшие подобную магию интуитивно. Они намеренно прятались в нелицеприятных местах и просто усиливали человеческие страхи. Впрочем, им тоже неслабо доставалось.
Дверь растаяла, и Фли, вдоволь насладившись картиной, неслышно пошел по пятам за Алвионом.

Монах Алвион

Смена декораций, как в театре на постановке сумасшедшего режиссера. Он шагнул за дверь, но вышел уже в ином месте, тоже болезненно знакомом. Кто и как водил его по закоулкам памяти, монах не понимал, но всё глубже ощущал искусственность, нереальность происходящего. Будто что-то треснуло в невидимом зеркале, искажая отражение.
Он снова стоял на том приснопамятном поле боя, хотя едва ли так можно назвать лесную поляну, где горстка людей Ордена столкнулась с засадой мистиков. Холодный воздух жег легкие не хуже языков пламени, хрустела под ногами заиндевевшая трава, чья высота никогда бы не укрыла следы кровавой жатвы. Тела людей и мистиков, полузасыпанные снегом. А в центре очерченного льдом круга - молодая женщина, истово молящаяся ведомому только ей богу.
Спутанные светлые волосы от холода и вовсе слиплись в неприглядные грязно-бежевые сосульки. Прорванное в нескольких местах серое платье заляпано кровью, чужой, не своей. Тонкие, даже костлявые, пальцы судорожно вцепились в безделушку-амулет с маленьким синим камушком, лицо застыло в гримасе, больше пригодной загнанному в угол зверю. По щекам стекали слёзы, тут же превращающиеся в крохотные клинышки льда.
- Мириана, - он позвал её, но женщина вдруг взглянула на него с неожиданной злостью.
Мир содрогнулся, покачнулся, подобно пьяному матросу на ровном берегу. Поляна, лес, следы битвы - всё рассыпалось, разбивалось на осколки, оставляя зияющие дыры. Только Мириана оставалась целой, невредимой, неподвластной хаосу. Вокруг неё пчелиным роем вились снежинки, злые, отчаянные, готовые наброситься на первого, объявленного врагом.
- Уходи, прочь! - рявкнула она, срывая голос, почти переходя на хрип, - Разве ты не видишь, что это обман, иллюзия?!

Алвион, что досадно, не удосужился запомнить ни слова Мирианы, ни лица тех, кто был тогда так успешно раскидан. Мистики, люди... Фли оставалось лишь догадываться, что тут только что произошло. Оставались только огрызки слов и странно-яркий образ матери Адалии. Они отличались только по прическе: Адалия носила длинные светлые, почти золотые волосы, а Мириана обладала чуть более короткими русыми. Сейчас они были издевательски-нелепо украшены замерзшей водой. Вообще, было похоже, что их обладательницу несколько минут назад пытались убить.
Насторожил генерала ледяной круг и амулет с каким-то синим минералом в центре. Минерал неразборчивый монах тоже не удосужился запомнить, поэтому это могло быть чем угодно от бирюзы до сапфира. "Круг? Лед? Что за древняя кровь? Адалия тоже может так? Но почему тогда она не сделала этого? Знала, что лорда не взять - это возможно, но почему тогда не попыталась выбраться из темницы? Дальше: тут мистики и люди, люди ее не любят, она их - мягко говоря, тоже. Какую роль тут могли сыграть мистики? И родилась ли на данный момент Адалия? Интересно, сколько лет было этой девчонке, когда Орден убил ее мать... Слишком много вопросов!" - Фли пытался упорядочить мысли, но они выскальзывали, словно рыба из мокрых рук.
Тут что-то поменялось. От картинки стали отрываться кусочки. Была ли это потеря сознания монаха тогда, или что-то другое - это явно не походило на следующее воспоминание. Нельзя было бездействовать. Фли решился взять инициативу в свои руки.
Руки теперь были. Фли превратился в Адалию, однако не в изобретенную им версию, а в ту самую, так похожую на мать девушку из подземелья. На всякий случай, чтобы вернуть Алвиона к последним событиям, Фли изобразил рядом с монашкой разломанный пополам крест из Камня снов. Сейчас надо было ждать отклика "находки" и начинать свой спектакль, хоть и стоить он будет, как обычно, недешево.

Монах Ордена

Что имела ввиду Мириана? Предупреждала? Угрожала? Алвион не мог понять, да и никогда у него не получалось.
Её прозвали ледяной ведьмой. Не сразу, нет. Для того понадобилось пойти против воли Настоятеля, открыто выступить против Ордена. Оступилась ли она или же, повинуясь переменчивости своей стихии, выбрала только ей ведомый путь?
Но и Мириана исчезла из его сна. Вновь кто-то невидимый дергал за ниточки, играя, подначивая, заставляя выдавать сокровенные тайны, о которых сердце и не помыслило бы. Теперь перед ним вновь была Адалия, но уже с обломком креста в руках.
- Что произошло? - прошептал Алвион, - Как оказалась ты в их руках?

Проступили очертания булыжников, темной сети решетки, сена, на котором сидела девушка. Сейчас она вжималась в стену. Сломанного креста перед ней не было. За прутьями стоял Фли собственной персоной, так выделявшийся своим белым плащом на фоне грязных оттенков красного, рыжего, бежевого, коричневого и серого. Рядом стоял стул с кандалами. Причиной ужаса Адалии было то, что сейчас он не пустовал.
Словно издалека послышался крик. Парень, чье тело было приковано к стулу, корчился от боли и извивался, словно змея. Фли тем временем с довольной улыбкой делал какие-то магические пассы. По лбу жертвы стекали капельки пота, а из горла кроме криков изредка вырывались слова:"Хватит!", "Я ничего не знаю!". Розововолосый оперся левой рукой на спинку стула и, запустив правую в волосы хрипевшего узника, обратился к Адалии:
- Не отворачивайся. Ты прекрасно знаешь, что тебе все равно совершенно некуда бежать. А не слышать и не видеть страдания этого человека ты не можешь, сколько бы ты ни отводила глаза и ни зажимала уши. Давай я тебе немножечко расскажу, почему он кричит. Дело в том, что магия всегда могла делать больно. Но сначала для этого были объективные причины: раны были реальны, боль была защитным механизмом от угрожавшей опасности. Потом постепенно стали разрабатываться техники, которые причиняли боль, но жизни не угрожали. Боль перестала служить защитой и стала оружием. Так появились ментальные пытки. Сейчас сталь, огонь и все остальное, что его терзает, существует только в его сознании. Но, как ты можешь видеть, действует все это весьма эффективно, боль-то настоящая. Самое прелестное состоит в том, что при всей своей силе это заклинание не причиняет ни малейшего ущерба телесной оболочке, и человека можно мучить часами, неделями, даже годами...
- Тварь! - не сумел сдержаться получивший передышку из-за лекции Фли парень.
- Правильно. Видишь, твоего интеллекта хватило, чтобы до этого додуматься. Так почему же его не хватило на то, чтобы не попасть сюда? - Фли возобновил движения, и парень заорал с новой силой. Подергавшись еще секунд пятнадцать, человек потерял сознание.
- Кстати говоря, нельзя гарантировать полную безопасность. Взгляни на его руку. Видишь, как неестественно вывернулась кисть? Это вывих. Он так стремился вырваться, что не заметил, как навредил себе. А все потому, что испытываемые им мучения были гораздо сильнее боли в руке, - Фли погладил поврежденную конечность, обернулся и бросил стоявшим у двери нагам, - возвращайте его в камеру, девчонку посадите на стул.
Парень был бесцеремонно брошен за решетку. Адалия же сопротивлялась всеми силами, падала, цеплялась, вертелась, словно ребенок, твердо не желающий куда-то идти. Наконец, процедура была завершена: Адалия оказалась прикована к стулу точно так же, как и ее предшественник.
- Тише, тише, славная моя. Для тебя я приготовил особенную, ни с чем не сравнимую гамму ощущений...
Адалия сжалась, насколько позволяла ситуация, и заплакала.
- Успокойся, Ада. Не надо плакать пока. Мы ведь еще даже не начали. У тебя есть шанс все изменить. Просто расскажи об Ордене. Чем вы собираетесь заниматься кроме покушений на лорда Магуса?
- Не знаю... - сквозь всхлипы прошептала Адалия.
- Что же, тогда приступим.